[so full of light] exo; yifan/jongdae, romance, mystery, R, au, ooc, 1364 words. Автор: sulfur. ( голубой единорог) Посвящаю павлини пирожок, потому что Чондэ. Черт возьми, как же сложно писать о любви. Вдохновилась одной цитатой, описанной в тексте, и вот что получилось. Как всегда не бечено. — За что ты меня любишь?— За что ты меня любишь? Чондэ сидит в кресле, откинувшись на его спинку и уперев ноги в угол стола. Абсолютно нагой и расслабленный, с растрепанными волосами и мягкой утренней улыбкой. Ифань – в одной только белой рубашке с криво застегнутыми пуговицами – сидит на столе, уперев руки в его поверхность и подставляя лицо под ласковые лучи испанского солнца. Он закрывает глаза и делает глубокий вздох, чувствуя, как легкие заполняются соленым средиземным бризом. — А разве должна быть причина? – спрашивает Ифань, подглядывая одним сощуренным глазом за Чондэ. Тот прыскает от беззвучного смешка и удобно устраивает руки на подлокотниках стула. — Вы же писатель, господин Крис-и-кто-только-придумал-этот-псевдоним, сымпровизируйте что-то, - говорит Чондэ нарочито театральным голосом дворецкого, который обычно в пьесе оказывается убийцей. — Я люблю тебя, просто так, за всё сразу. Но если тебе нужны более чёткие причины… Ифань прикусывает кончик языка и ведет подушечкой указательного пальца по пальцам ног Чондэ. Тот хаотично шевелит ими, как всегда боясь щекотки, и шипит что-то вроде «Прекрати, подлый-подлый Ифань» и «Пощекочешь еще хоть один палец – не видать тебе литературных премий». У него даже соскальзывают ноги с края стола, но он успевает сориентироваться и вернуть их в начальное положение, только теперь уже согнув их в коленях. — Я люблю тебя за то, что ты боишься щекотки. — Разве за это любят? – удивленно вскидывает брови Чондэ. — А чем плоха подобная причина? О, а еще я люблю тебя за твою беззастенчивость, - говорит Ифань, невольно засматриваясь на то, что находится между разведенных ног ехидно улыбающегося Чондэ. Он морщит нос и откидывает голову на край спинки кресла, словно специально показывая свой кадык. Затем на его щеках появляется легки румянец стеснения. Чондэ сводит ноги и удобнее устраивает затекшие конечности, поворачиваясь в кресле набок. Ифань скользит взглядом по внешней стороне вдоль и поперек изученного бедра. — Я люблю тебя за то, что ты каждое утро забираешься ко мне под простыню, шутливо утыкаешься носом мне в щеку, а затем ложишься рядом. Мы получаемся накрыты тканью, сквозь которую пробирается желтоватый свет ленивого утреннего солнца. Ты улыбаешься, всё еще находясь в полусонном состоянии, а я не могу отвести взгляда от твоего лица. Чондэ сидит, затаив дыхание, сосредоточив взгляд на солнечном зайчике на белой стене рядом с пейзажем неизвестного художника. — Ты шепчешь мне удивительные слова, которых я никогда не знал, - продолжает Ифань. — Слова на всех языках мира, о всевозможных чувствах, подвластных человеческой натуре. Ты шепчешь мне о любви, и я слушаю этот монолог, боясь пошевелиться и спугнуть тебя. Словно если я прерву мелодичный поток слов – ты превратишься в песок. Тот самый песок, по которому я каждый вечер вхожу в море, увязая в нем по щиколотки. Холодный и мягкий, такой, из-за которого можно всю жизнь не научится плавать. Песок, от которого невозможно оторвать ноги. Ифань берет круглое зеркальце для бритья и делает еще одного солнечного зайчика, только уже на потолке. — Знаю, ты хотел бы услышать сравнение с рубином или аметистом, но ты для меня песок, в котором хочется увязнуть всем телом. Я люблю тебя за это и за твой чувственный шепот под простыней. Белое солнечное пятно оседает на глазах Чондэ, из-за чего он щурится и отмахивается от Ифаня рукой. Он лениво пихает его большим пальцем ноги в бок, как бы прося этим прекратить издевательства над чужим зрением. — А еще? – спрашивает Чондэ, переводя взгляд на яркие солнечные прямоугольники на паркете. Ифань молчит, наблюдая за тенями растений, растущих в саду за окном. Незамысловатые кусты с прямыми листьями лениво и немного вальяжно шевелятся, подталкиваемые ветром. Маленькие круглые точки - пчелы и различные мошки, что трудятся с восхода солнца - снуют в разные стороны. — Я люблю тебя как цветок, который никогда не зацветет. Обрастает маленькими бутонами, но не раскрывает их, сохраняя тайну цвета. Я смотрю на тебя, я знаю, что глупо ждать, и все же боюсь надолго отворачиваться. Вдруг ты распустишься? Вдруг у тебя раскрытого совсем другой аромат, который я не успею вдохнуть и впитать? Не успею тобой насытиться. Птица (кроха с треть ладони) залетает в открытую стеклянную дверь и садится на высокую стопку книг, что стоят на полу. Обводит взглядом черных глаз-бусин комнату и издает короткую трель. «О чем говорите?» - словно спрашивает она. Птица спрыгивает на пол, делая по несколько прыжков в каждом солнечном прямоугольнике, и заинтересованно водит головой. Чондэ меняет положение, свешивая руку с подлокотника, и шевелит пальцами, пытаясь привлечь к себе гостью. Ифань задерживает дыхание, боясь её спугнуть. Но птица, наверное, вспоминает о важных делах, и упархивает на улицу, бросив напоследок «до свидания», прозвучавшее как «фьюить». Чондэ расстроено выпячивает нижнюю губу и подкладывает руку под голову. Ифань не понимает, как можно принять подобное положение и уместится на стуле, но Чондэ проявляет невиданную гибкость. — А еще? На этот раз писатель отвечает без паузы: — Я люблю тебя за свет и за всю темноту, что серой тенью скрывается в закоулках твоей души. Тайно, когда никто не видит, потому что темноту не принято любить. Ифань спрыгивает со стола, задевая стопки исписанной и мятой в шарики бумаги, и протягивает Чондэ руку, которую тот, заинтригованный, принимает, выпрямляясь и становясь на нагретый солнцем пол. Вдох-выдох в унисон, поглаживание пальцев и два шага в сторону кровати. В ушах звенит так, словно кто-то прокладывает в голове линии электропередач. — Я люблю тебя за то, кто ты есть, и за то, кем ты не являешься. Чондэ издает слабое «ой», когда Ифань подхватывает его под ягодицы, приподнимая на руках. Но он сразу же «прочитывает» ситуацию, обхватывая руками шею Ифаня, а ногами – талию, прижимаясь к нему всем телом. Неправильно застегнутая рубашка обнажает правое плечо Ифаня, и Чондэ смотрит на него, мечтательно улыбаясь, подавляя желание в шутку укусить. Он одной рукой задирает белую мятую ткань, чтобы их животы соприкасались голой кожей, держа себя в руках и почти не замечая, что они соприкасаются кое-чем еще. — «Потому что он схватит тебя за плечи, разворачивая к себе, и поднесет к твоему рту свой щетинистый рот и начнет опускать звезды вниз по твоему горлу, пока ты не переполнишься светом». — Берроуз?* – произносит Чондэ тихо после короткого молчания, задумчиво ведя пальцем по плечу Ифаня, и ожидающе глядя на его губы. Ответом служит едва заметный кивок. — Ты напишешь лучше. — Слушаюсь и повинуюсь, - смеется Ифань, приближаясь губами к губам Чондэ. — Сеньор! Вы уже проснулись? Тучная испанка в летах врывается в комнату без стука, неся в руках поднос с завтраком. — Вы одни? А я была уверена, что вы с кем-то разговаривали. Да не прикрывайтесь вы, сеньор, - произносит женщина, даже не глядя в сторону Ифаня, пытающегося натянуть рубашку до колен, а еще лучше до пят. — Я воспитала шестерых сыновей, синьор, чего я там не видела. Аделаида, – нанятая Ифанем служка, - поставив на овальный обеденный стол поднос, подбирает с пола смятые и исписанные чернилами (не смотря на наличие компьютера, Ифань любил писать от руки) листы бумаги. Они в самый первый день договорились: все бумажное, что лежит на полу, подлежит уничтожению. — Спасибо, Аделаида. Если вы будете мне нужны, я вас позову, - говорит Ифань по-испански, умудрившись расстегнуть пару пуговиц рубашки и спустить её вниз, прикрывая причинное место. Он знает, что эта женщина, обладая необузданным темпераментом, пропустит его слова мимо ушей и войдет в комнату тогда, когда посчитает нужным. Зато она отлично готовит, думает Ифань, перебирая в голове ситуации книги, в которые можно было бы вписать колоритную и необъятную по размерам округлостей мать шестерых детей. Только не Аделаиду, а какую-нибудь Мартину или Сильвию. Служанка, бросив напоследок довольно вежливое как для её манеры речи «сеньор», исчезает из виду, захлопнув за собой дверь. — Ты еще не жалеешь, что нанял нашу прелестную, хрупкую и вежливую Аделаиду? – спрашивает Чондэ, качая свешенными со стола ногами и ковыряя пальцем свернутый трубочкой блинчик. Ифань с улыбкой вздыхает, натягивая рубашку обратно на плечи. — Нет, благодаря ей и занимательной жизни её родственников, друзей и знакомых у меня есть истории для как минимум трех душещипательных романов. — Неужели тебе недостаточно того, что в поте лица нашептываю я? — Ты - совсем другое дело, моя любимая Муза. Чондэ довольно улыбается, сосредоточенно превращая блинчик в решето. — Знаешь, за что еще я люблю тебя? – спрашивает Ифань, приближаясь вплотную к сидящему на столе Чондэ. — За что? – выдыхает тот в губы писателя. — За то, что ты существуешь только для меня. Тени растений колеблются, перешептываясь между собой. Чондэ целует Ифаня, опуская звезды вниз по его горлу, пока он не переполняется светом. * имеется ввиду Огюстен Берроуз, американский писатель. Цитата из книги 'You Better Not Cry', переведенная мной. ![]() |
@темы: exo, fanfiction
фраза потрясающая. сразу же расставляет все по местам.
спасибо, история очень понравилась.
просто это все чертовки красиво.. и нежно, так, будто в замочную скважину подглядываешь.
невообразимо прекрасные
не знаю, что еще сказать, потому что у меня кончаются слова и я утекаю сквозь пальцы, от них таких.
оставлю музыку здесь
Marek Iwaszkiewicz - a Miserable Heart by Marek Iwaszkiewicz
единорожек, ты волшебный. я хотела бы тебе столько всего сказать, поделиться. но долбанное расстояние..
моя любовь тебе за все это♥♥
— Разве за это любят? – удивленно вскидывает брови Чондэ.
— А чем плоха подобная причина?
вот это особенно..
я хотела бы выделить все, но мне очень нравится именно это.
почему бы и не любить за такое, да?
павлини пирожок, боже мой, какая музыка. просто великолепная, откуда ты такую берешь. и сюда так подходит, я теперь все действия вижу в слоумошене таком, что просто ах ;А;
возможно когда-нибудь мы свидимся и тогда уже скажем друг другу все без расстояния.
я так рада, так переживала за фик, и так рада, что вообще ,_,
Ште, спасибо :з
Птица (кроха с треть ладони) залетает в открытую стеклянную дверь и садится на высокую стопку книг, что стоят на полу. Обводит взглядом черных глаз-бусин комнату и издает короткую трель. «О чем говорите?» - словно спрашивает она. Птица спрыгивает на пол, делая по несколько прыжков в каждом солнечном прямоугольнике, и заинтересованно водит головой. Чондэ меняет положение, свешивая руку с подлокотника, и шевелит пальцами, пытаясь привлечь к себе гостью. Ифань задерживает дыхание, боясь её спугнуть. Но птица, наверное, вспоминает о важных делах, и упархивает на улицу, бросив напоследок «до свидания», прозвучавшее как «фьюить».
— Я люблю тебя за свет и за всю темноту, что серой тенью скрывается в закоулках твоей души. Тайно, когда никто не видит, потому что темноту не принято любить.
— За то, что ты существуешь только для меня.
Тени растений колеблются, перешептываясь между собой.
Чондэ целует Ифаня, опуская
звезды
вниз по его горлу,
пока
он не переполняется
светом.
единорожек, просто спасибо.
спасибо, что чондэ.
спасибо за текст.
спасибо за каждое слово и такую легкость.
спа-си-бо ♥
потрясающе.
Спасибо, что нашла время прочитать, мне очень приятно.
:*